Дешт-и Кипчака – от Алтая до Карпат

Posted on    by
Ильяс Мухамед-Халелулы Сулейманов,
доктор философских наук.

Дешт-и Кипчака – от Алтая до Карпат

 

Актуальные проблемы Казаковедения: «Қазақ» как идеологема и политоним
Казаки, козаки, казары, кайсаки (казахи) представляли собой в пост-монгольскую эпоху на всём пространстве Дешт-и Кипчака – от Алтая до Карпат – хорошо известный, но по сей день малоисследованный этнокультурный феномен с собственными, отличными от других народов мировоззрением, ментальностью, поведенческими реакциями, обычаями, традициями и этноидентичностью. Казачество в их степной ойкумене объединяли три фундаментальных императива: 1. «Вольному воля» (каз. «өз еркің өзіне») 2. «Право на уход» (каз. «кетем дегенге дау жоқ») 3. «Из степи выдачи нет» (каз. «дала жібермейді»). Эти онтологические принципы свободы и самоуправления были своего рода антитезисом идеи централизованного управления. Эти идеи казачества теоретики назвали термином «анархизм» (от др.-греч. «ναρχία – безначалие, безвластие»). Теория анархизма как «степной вольницы» была научно разработана князем Петром Кропоткиным, потомком атамана запорожских казаков Ивана Сулимы.

Что есть казаки, откуда пошли? Есть «история России», «история Казахстана», «история Украины», «история Золотой Орды» и др. государственных образований, но нет истории народа «казак», нет комплексной науки «казаковедение». Единственной серьёзной попыткой комплексного осмысления проблемы был труд новочеркасского атамана Евграфа Савельева. Как заметил В. Шнирельман про советскую эпоху: «Попытки проследить специфические пути становления отдельных народов, были в условиях господства сталинского интернационализма невозможны. Учёный, осмелившийся на это, рисковал быть обвинённым в великодержавном шовинизме или местном национализме, а отсюда недалеко было уже и до обвинений в фашизме». Теория индоарийских миграций была объявлена «буржуазным национализмом», зато автохтоны Восточного Дешт-и Кипчака, например аргыны, совершенно произвольно и безосновательно объявлялись мигрантами из саяно-алтайского нагорья.

Этнонимы путались с политонимами. Найманы и кереи считались якобы «монголоязычными». Генетика в СССР академиком Лысенко была объявлена «буржуазной лженаукой». А «мужской шовинизм» в гуманитарных науках по сей день недооценивает роль «катунской фратрии» и женщин вообще в процессе этно- и глоттогенеза. В итоге получилось полное отрицание имманентного характера казакской этнокультурной самобытности, а история казачества начинается якобы в постмонгольскую эпоху. Изначально, ещё в домонгольскую эпоху, крупные племенные союзы найманов, кереев, онгутов, а также часть уйгуров и кыпчаков исповедывали христианство несторианского толка – своего рода синтез раннехристианской доктрины и степного монотеистического тенгрианства (не путать с лесным шаманизмом, политеистическим псевдо-тенгрианством), главным принципом которого был «бог в сердце». Очевидно, что часть этих племён, сохранившая христианскую веру в период исламизации Золотой орды, и составила субстратную основу казачества Западного Дешт-и Кипчака.

Также очевидно, что христиане-несторианцы больше тяготели к русскому православию, чем к исламу идейных наследников хана Узбека. История с русским царём Симеоном Бекбулатовичем (до крещения – Саин-Булат) весьма показательна в плане раскола среди степняков по линии «христианство-ислам»: единства не было даже в среде чингизидов. Процесс культурной и языковой ассимиляции донских и уральских казаков с Государством Московским (позже – «Российским») длился не одно столетие и институционально завершился лишь при Петре Первом, после кровавого подавления восстания атамана Булавина, превращения ранее выборной должности атамана в роль императорского назначенца, а военной службы – в обязательную государственную повинность. Казаки же Восточного Дешт-и Кипчака, несмотря на ужасающий сталинский геноцид (депопуляция более чем 3 млн. человек – порядка 70%), сохранили эндоэтноним «қазақ» в названии государства «Қазақстан».

Cегодня уже утрачена главная суть казакского феномена – общинное самоуправление (институт биев). Однако сей факт не делает исторический феномен казаков менее интересным для научного исследования. В связи с этим справедлив тезис кыргызского тюрколога Элери Битикчи: «Сегодня в странах, где титульное население ассоциирует себя с кочевым прошлым, в официальной историографии преобладает взгляд на собственное историческое наследие с точки зрения оседлой цивилизации. Теория государства, социально-политических отношений, которая была разработана в рамках оседлой цивилизации и на примере развития оседлых народов применяется для изучения, описания и объяснения исторических процессов в кочевой среде». Это представляется нам главным изъяном советской исторической парадигмы.

О термине «қазақ» и корне «қас»
Последняя серьёзная попытка этимологизировать слово «казак» предпринималась выдающимся востоковедом Вениамином Юдиным. К сожалению, его попытка не увенчалась успехом из-за жёстких идеологических рамок и невысокого «идейного» статуса советской компаративистики в 60-70-х годов ХХ века. Тем не менее, выдающимся достижением было уже то, что ему удалось обнаружить слово «казак» в древнетюркском письменном руническом памятнике VIII века с реки Уюк-Туран. На самом же деле впервые в историческом нарративе этноним «казак» (в фонетике «касак»/«каска») мы встречаем гораздо раньше – в хеттских клинописях XV века до н.э. (правление Тудхалия II, хет. «Тутхалияс»), где этот народ позиционируется как «коневоды», «специалисты по разведению и тренировке лошадей».

«Разбойник», «авантюрист» – это уже вторичные эпитеты. Так касков-казаков именовали оседлые соседи. В современном казахском языке сохранилось немало общих с древнехеттским языком слов, например, «орёл» (каз. қыран, хетт. xaran), «повозка, транспорт» (каз. көлік, хетт. huluk), «дело» (каз. іс, хетт. asa), «умелый, могучий, мощный» (каз. мықты, хетт. makkes), «сука, собака» (каз. қаншық, хетт. suwanis), «загон для скота» (каз. қора, хетт. gurtas), «верёвка, привязывать» (каз. арқан, хетт. hark), «толстая кишка» (каз. қарта, хетт. karat) и т.д. Похоже, что и название правящей элиты касситов в древнем Эламе ономастическисвязано с этнокорпорацией коневодов. Доктор филологических наук, основоположник казахстанской археологии академик А. Маргулан обоснованно этимологизировал этот термин от праиндоевропейского корня Еkwas + суффикс -ak = «коневод» (конник). Этой же точки зрения придерживался узбекский академик А. Аскаров.

В советское время их исследования по данной теме были запрещены и не публиковались. Сейчас эта важная информация обнародована благодаря Данель Алькеевне Маргулан, дочери учёного. Современной лингвистикой их мнение подтверждается: действительно, has – это «промежуточная» праформа, означающая «бежать», «скакать», «конь», отсюда хат/ат/аз и т.д. Так, в санскрите, наряду с «aśva», конь именуется также «atya» (ср. общетюркский «ат»). По законам фонетических субституций изначальное «пие» придыхательное -h- трансформировалось в -q/қ- в одних языках, либо полностью игнорировалось в других, либо чередовалось с -s- в третьих. В частности, в древнеперсидском языке этнокорпоративный брэнд кочевников-коневодов, на наш взгляд, сократился от «hasak» до «sаk».

Игнорирование придыхательных фонем и сокращение – достаточно устойчивый тренд. В целом, каска/хасак/сак означает «коневод», «конник», «всадник», «табунщик», «доитель кобылиц» и даже «конеед». Таким образом, одним из древнейших экзоэтнонимов корпорации коневодов можно считать термин «казак/касак». Все остальные этимологии этнокорпоративного бренда «қазақ» вроде «гусь белый» относятся, очевидно, к народному фольклору. Однако, возникает вопрос – как и почему сформировалась эта народная этимология? Очевидно, что неспроста. Дело в том, что в эпоху хуннского и, позже, тюркского доминирования, произошла рефонетизация и ресемантизация слова «қасақ»: характерное для алтайцев озвончение согласных и замена фонемы «қас» на «қаз» – так вместо «коня» появился «гусь», а суффикс «-ак» стал трактоваться как «белый», отождествляясь с созвучной пратюркской лексемой. Идеологически и политически это было закономерно. Ведь «хун» – производная от «қу» (лебедь), с аффиксом множественного числа «-н-». Тотемом хунну был лебедь, их мифический праотец – «Арғы Қу» («Лебедь древний»). Ср. русские сказки: «Гуси-лебеди прилетели, Иванушку забрали». Гуси-лебеди – это и есть казаки.

Была создана целая идеологическая система, где казаки отождествлялись со стаей «вольных перелётных птиц, приземляющихся возле заповедных, чистых озёр и рек». Не спроста Ахмет Байтурсынов писал: «Қаз едік қатар ұшып қаңқылдаған, сахара көлге қонып салқындаған». И неспроста имя Шаньюя Модэ в преданиях казахских биев звучит как «Аққұс Мəдиар» (Огуз Мадьяр, т.е. арийский лебедь Мади). Думается, что изначально понятие «казак» было экзоэтнонимом корпорации коневодов, данное им новой пришлой элитой, и ставшее впоследствии эндоэтнонимом. Очевидно, что для насельников Великой степи – представителей срубной, андроновской, сеймино-турбинской и других культур – нужны были кони. А их выпасом и разведением в широких масштабах могла заниматься только специализированная хозяйственно-экономическая корпорация, которая называлась в древнехеттских летописях «каска» («касак»).

О методологических инновациях: генетика, история и лингвистика
В 90-е годы ХХ века наука совершила «квантовый скачок». Примитивные линейно-одномерные схемы уже себя изжили, по справедливому мнению Н. Крадина. Инновационным подходом к проблеме было бы продолжение направления Ю. Зуева, а именно – активное привлечение сравнительно-исторического языкознания (компаративистики) к проблеме истории народа «казак». Пример: общеказахский боевой уран и одно из самоназваний казахов «Алаш» в фонетике «Улала» был когда-то ураном массагетов и гетов-юэчжи (кит. 月氏, 月支, пиньин Yuè zhī/Юэ-чжи – «месяц», «лунный», о «лунной» катунской фратрии у хунну и тюрков писал Ю. Зуев. «Улала» – клич племён «масқұт» (массагет), «құт» (гет, куш, юэчжи) – и казахский «Алаш» лингвистически представляют одно и то же, причём второе фонетически развилось из первого («булгарский сигматизм» л/ш).

Семантика также едина – это «лошадь» в русском языке, чувашское «лаша» и мадьярское «ло». О трансформации «улала» в «алаш». Есть на Северном Алтае река Улала, а город Улала был столицей Горного Алтая. От тохаро-юэчжийского боевого клича «улала», очевидно, происходят общеказахское «алаш», общегерманское «hurrah», кыпчако-венгерское «huiro» и славянское «ура». Не исключено, что «улала»/«алаша» действительно изначально означало пегую масть, фонетически коррелируя с сако-хотанскими современным казахским «кердері». Есть данные из китайских источников о народе «пегих лошадей Бома» («Юэ ши тай-пинхуаньюйцзи»). Вот что сообщает Зуфар Мифтахов: «Масгуты (по Геродоту – массагеты). Род масгутов обосновался в Приуралье». Клан масгутов известен среди осетин по сей день. Также учтём доминирование Y-гаплогруппы R1b1 среди северо-алтайских куманов (эндоэтноним «кубан», «куманды»), казахских и башкирских кыпчаков (82% и 87% соответственно), и кельто-германских народов Западной Европы. Распространённой у аргынcкого племени «атыгай» также является гаплогруппа R1а1.

Мы предполагаем, что овцеводство в 3 тыс. до н.э. в казахскую степь, равно как и понятия «тенгри», и др. шумерские культурно-лингвистические инновации принесли собой из древнего Элама протоаргыны, носители Y-гаплогруппы G. Следует особо отметить лингвистическое тождество этнонимов арғын/ариан/иран/алан с точки зрения регулярных фонетических субституций (стяжение интервокального -ғ-). Есть и другие лингвистические совпадения: к примеру, аргынский род «бə сен те йін» с точки зрения компаративистики – то же самое, что «Мазандаран» (стандартные чередования б/м, ə/а, с/з, ротацизм р/й). Получается, что действительно аргыны и есть «арийский» субстрат Андроновской культуры, ареал которой совпадает с территорией Казахстана отнюдь не случайно. Ю. Зуев, к примеру, сумел создать лингвистически безупречные этимологии, позволившие выявить значительную роль иранского суперстрата в этногенезе тюркских племён. Сегодня его выводы подтверждены изучением «таримских мумий».

По казахским преданиям, именно аргыны создали Казахское ханство во главе с Аз-Жаныбеком и Кереем, откочевав от Абулхаира Узбекского. Ү-гаплогруппа G в различных гаплотипных модификациях широко представлена у адыгов-шапсугов, именующих себя «черкес». Лингвистическое тождество аргынского рода «атыгай», байулинского «адай» и кавказского «адыгей» очевидны даже для нелингвистов, так же как «черкес» и каз. «шеркеш». И это также необходимо исследовать. Следующим важным инновационным моментом может также стать методика рассмотрения феномена касков-касаков в свете развития ботайской культуры по гегелевскому принципу «единичное особенное всеобщее». Здесь основополагающим «единичным» является ботайская культура коневодов, которая развилась до «особенного» – этнокорпорации коневодов типа «касков» при оседлых державах вроде хеттской и, наконец, до «всеобщего» – скифо-сако-хуннской ойкумены, номадического континуума.

Такая феноменология позволит преодолеть субъективизм и неполноту исторического нарратива, реконструировать казахский этногенез с древнейших времён как имманентно обусловленный, непрерывный и объективный процесс. Для этого требуются комплексные, междисциплинарные полевые исследования. Только комплексные полевые экспедиции (историков, искусствоведов, этнографов, археологов, лингвистов и палеогенетиков) в места происхождения и миграции протоказахских племён (Иран, Кавказ, Афганистан, Пакистан, Монголия, Китай и др.) сумеют раскрыть тайны казакского этногенеза в свете казакского родоплеменного устройства. Такова, на наш взгляд, предыстория зарождения исторического феномена казачества. Наверное, неспроста про Касымхана, объединившего в XV веке всю казахскую Степь, сказано: «Қасымханның қасқа жолы». Имелось в виду отнюдь не современное значение «қасқа» как «неудачник», или «бедняк». Адекватный перевод таков: «Возрождённый Касымханом путь древнего казачества».

Неспроста народная устная историология гласит: «Қасымханның қасқа жолы, Есім хан ның ескі жолы», «Қазақтарды ел қылған Қасымхан, қазақ елге билік берген Есім хан». Изучать же исторический феномен «қазақ» можно лишь методом, озвученным ещё почти столетие назад М. Тынышпаевым – изучая генезис каждого казакского рода и племени, ибо каждый из них имеет свою древнюю и славную историю. В гносеологии этот метод именуется «восхождение от абстрактного к конкретному». Этот метод, как отмечалось выше, должен применяться не только в социально-политическом, но и в этническом (родоплеменном), и в половозрастном (гендерном) аспектах. Пора от оперирования абстракциями переходить к исследованию конкретных сущностей.

«Актуальные проблемы казаковедения.

Об устаревших парадигмах и методологических инновациях

в казахстанской исторической науке».
Автор: Ильяс Мухамед-Халелулы Сулейманов,

доктор философских наук.

—