АБАЙ (ИБРАҺИМ) ҚҰНАНБАЕВ ТАҢДАМАЛЫ БАЯНДАМАЛАР, ЗЕРТТЕУЛЕР

СЛОВО ОБ АБАЕ

Доклад Президента Республики Казахстан Нурсултана Абишевича Назарбаева на торжественном собрании, посвященном 150-летию со дня рождения Абая Кунанбаева 9 августа 1995 года
Дорогие соотечественники! Уважаемые гости!
Сегодня у нас — великое торжество. Мы собрались в этом величественном дворце, чтобы выразить вечную непреходящую любовь немеркнущей памяти своему самому славному сыну и мудрейшему наставнику. Это стало нашей давней традицией — собираться вот так в каждое десятилетие со дня его рождения, чтобы по. достоинству оценить наше прошлое’ и взвесить на весах разума наши ближайшие ориентиры. И при этом каждый раз имя Абая достигало новых вершин и возвеличивались честь и достоинство нашего народа. Было время; когда мы безмерно радовались тому, что драгоценное наследие нашего главного поэта не оказалось растоптанным классовой идеологией и обрело неизменную значимость во всех грядущих поколениях. Потом мы с законной гордостью восприняли тот непреложный факт, что достоинство поэта не ограничилось сугубо национальными рамками, а вошло в сокровищницу культур соседних народов и дальних стран. Нынешняя наша радость еще более значима. И мы вправе сердечно поздравлять друг друга и не скрывать поистине всенародного ликования.
Известно, что Абай всегда мечтал быть не сыном отца, а сыном Отечества. И сегодня он достиг своей мечты и гордо восседает на самом почетном месте нашего торжества как признанный всем миром мудрый и прозорливый учитель, поэт и гений человечества. И тому веским доказательством служит то, что нынешние торжества начались не в Алматы и Семипалатинске, не в Карауле и Жидебае — родине поэта, а в передовых странах Запада и Востока, в широко признанных государствах Европы и Азии, в таких крупнейших столицах цивилизации, как Москва и Стамбул, Париж и Пекин. Этому мы обязаны прежде всего доброй воле авторитетнейшей международной организации, чутко улавливающей духовное и культурное дыхание всей планеты, — ЮНЕСКО, которая с горячим сочувствием восприняла нашу просьбу, сочла возможным нарушить сложившуюся традицию чествования «круглых» календарных дат, объявила нынешний год «Годом Абая», приняла решение отметить юбилей во всем мире под ее эгидой. Мы это расцениваем как высокую морально-политическую поддержку молодому государству, лишь недавно обретшему суверенитет и вошедшему как равноправный член в сообщество независимых стран, как доброе и благосклонное внимание и доверие нашему народу.

Я считаю особым долгом выразить от имени всех казахстанцев свою искреннюю признательность, безмерную благодарность организации ЮНЕСКО, ее Генеральному директору, нашему дорогому гостю, выдающемуся общественному деятелю, известному поэту, глубокоуважаемому Федерико Майору. От всего сердца выражаем также нашу благодарность всем государствам и авторитетным международным организациям, которые уже отметили или еще отметят юбилей Абая, внесли заметный вклад в пропаганду его наследия, прислали на сегодняшний праздник своих ярких представителей. В этом зримо проявляются складывающиеся новые духовные отношения, свидетельствующие о торжестве идеалов демократии и гуманизма в мировом пространстве. Подлинное братство в единстве. Духовное родство единых в радости и в горе народов укрепляет нашу веру в завтрашний день. Казахи искони говорили «посол народы сближает, сеющий раздор — разъединяет». Мы не скрываем нашего безмерного удовлетворения по поводу того, что Абай, так ярко выразивший честную и открытую душу нашего народа, стал в наши дни блистательным послом духовного единения, призывающим народы земли к миру и согласию. Истинный сын прославляет свою страну, а благодарная страна — своего сына. На нынешнем сложном историческом переломе когда наше юное государство явилось миру как надежный партнер, благожелательный союзник и верный спутник на пути к цивилизации, мы вновь и вновь благодарим судьбу за то, что имеем в лице Абая такую достойную, гордую духовную опору.
Мы воздаем хвалу и нашему Создателю за то, что наш народ продемонстрировал всему миру способность беречь и почитать свою святыню. Великое счастье — жить в такую эпоху и служить верой и правдой такому народу и такому обществу. И это мы также воспринимаем как дар судьбы. Ощущение и осознание этого милостивого дара укрепляет наш дух и придает новые силы и надежду. Историческая правда многогранной и многотрудной истории, выпестовавшей такого гиганта, как Абай, является закономерным продолжением, тех эпохальных явлений, которое мы переживаем в настоящее время. Если мы сумеем, глубоко вникнув во все закоулки и излучистые перекрестки его, Абая, судьбы и духовных исканий, сделать из этого серьезные выводы, то мы окажемся в силах понять и осмыслить ту таинственную связь е нашим нынешним этапом развития и обрести для себя немало полезного и поучительного. И всем нам стало бы предельно ясно: как не мог не размышлять так мучительно и писать так горько Абай в свою сложную эпоху, так невозможно не мучиться, не действовать, не дерзать и нам в наше время.

Почтенная публика!
Особые условия, как известно, побуждают к нестандартным поискам и действиям. В таких случаях необходимы могучие талант и воля. Потому-то вечно беспокойный людской род, неизменно устремленный вперед, к новым вершинам, в своей нескончаемой духовной борьбе искони ищет и высоко почитает смелых и мудрых личностей, первопроходцев, способных разглядеть в сумеречной дали ясную цель и верную дорогу.

Не обладая путеводной идеей, ничего не добьешься. Без нее не взрастить в душе чести и достоинства. Человек, лишенный этих качеств, не то что других — себя не облагодетельствует. Без них национальное самосознание — пустое. Тогда уже не выбраться на широкую дорогу развития, тогда ты обречен бесцельно тащиться по заросшей травой забвения тропинке бытия, оглушенный ничтожными заботами тусклого существования. Чтобы вывести нацию и общество из тупика, из обреченного состояния, необходим щедро наделенный талантами, избранный самой природой и историей предводитель с пророческим видением, ангельской чистотой помыслов, львиным бесстрашием.

Именно такими качествами вкупе с поразительным интеллектом и могучим духом обладал Абай, что и позволило ему вознестись в эпоху безвременья и встать в избранном ряду духовных рыцарей человечества. Не осмыслив всесторонне его эпоху, невозможно постичь глубинную суть его творческого наследия.

То была особенно тяжкая пора в истории казахов: Не трудно представить положение огромных степных просторов, оказавшихся на пути хищных стратегических интересов империи решившей захватить как можно большую часть земного шара, как можно дальше продвинуться через Среднюю Азию на юг и восток. Империи во, всех отношениях было невыгодно лишаться такого лакомого куска. Для этого нужно было разрушить исторически сложившуюся национальную систему правления страной. Надо было силой внедрить в степь порядки и форму власти могущественной метрополии. Было спешно и искусственно создано несколько карликовых ханств, нарушена этнотерриториальная целостность. Потом раздробили народ и земли ханства по родовым и племенным признакам на волости и аулы.

Таким образом, ханства ловко расчленили, словно тушку овцы, лишили какой-либо самостоятельности, поневоле включили в состав разных губерний, в которых народ мигом превратился как бы в поселенцев. На троны недавних ханов царское правительство посадило волостных правителей из числа «верноподданных казахов». Разорвав все былые традиционные связи, крепившие единство народа, образовали новую, чуждую систему правления по аулам, волостям, уездам. В самых низах, в аулах и волостях, отныне верховодила местная знать, «аткаминеры», уездами и областями управляли верные царю военные чиновники. Таким образом, казахи на своей исконной земле очутились в роли бесправного пришельца. Народ лишился не только национального, но и родоплеменного единства, между ним посеяли раздор и смуту. По указанию сверху его «растащили» по пограничным Сибирской, Оренбургской, Астраханской, Туркестанской губерниям, а Мангистау подчинили поначалу Закавказской, потом Прикаспийской областям. Более плачевной участи некогда единого народа невозможно было и представить. Должно быть, немного на земле народов, не испытавших ига колониализма, но такого народа, как казахи, который в течение одного века претерпел столь сокрушительные реформы, столь тяжкие удары и испытания судьбы, вряд ли еще окажется на земле.

Таковой была коварная колониальная политика, преследовавшая цель превратить огромное пространство номадов в стратегический плацдарм для расширения своей территории. Ради этого империя пошла на разрушение исторической государственности и лишение всяких человеческих прав ее исконных обитателей. Не секрет, что и ныне еще дают о себе знать подобные имперские замашки и амбиции в заявлениях и программах разного рода воинственных, политиканствующих ястребов и патентованных горлопанов. Особенно возмутительно слышать рассуждения иных «оракулов», мечтающих о возврате канувшей в Лету эпохи, когда позволительно было по собственному хотению и капризу произвольно перекраивать территории, изгонять целые народы с насиженных мест, превращать их в безропотных скотоводов, чтобы самим безнаказанно пользоваться всеми ресурсами богатого края. Таких самодуров было в избытке и во времена Абая. Им мало было истерзать землю, унизить народ, им хотелось еще отравить национальное сознание, поглумиться над языком, верой, обычаями и нравами, заставить забыть древнее самобытное искусство, ремесла, историю, стыдиться национального своеобразия, и проводилась эта политика с особой изощренностью, тонко и методично. Так родилось отвратительное явление — «окультуривание инородцев». Так чебак слепо кидается на наживку, насаженную на крючок. Так мотылек бездумно летит на огонь.<BR.
Быстро предались забвению единство и согласие. Избирательность в обучении, в привлечении к службе имела целью, с одной стороны, откровенную русификацию, с другой — разжигание зависти и враждолюбия. Более того, даже просветительство обрело недобрый умысел. Народ, в течение века отчаянно отстаивавший свою честь, начали под видом заботы о нем вовлекать в коварно расставленные силки. Те, которые испугались правительства, строившего вместо школ военные укрепления, наводнившего степь вместо книг пушками, убирались подальше, в безлюдные пустыни. Другие, что оставались на исконных землях, вынуждены были довольствоваться жалкой долей мелкого служителя или даже батрака. Плодородные нивы, доходные места и благородная служба доставались лишь переселенцам из глубин империи. Средства, отпущенные на развитие окраин, предназначались отныне на благоустройство переселенцев. Те, что искренне ратовали за образование инородцев, высмеивались, как выразился высокий царский сановник в письме к степному губернатору — «за чрезмерное человеколюбие!». И если к началу века число получивших: русское образование казахов достигло одного процента, то это главным образом за счет пожертвований местных благодетелей — богатеев и жадно стремившихся, к знаниям энтузиастов-аборигенов.
Все живое стремится к свету, к жизни. Нет существа, стремящегося к самоуничтожению. Так и народ. Сколько бы он ни испытал тягот и унижений, надежда его не покидает. Он стремится к тому, чего достигли другие народы. И если во имя такой великой цели восемь веков назад один из наших соплеменников в поисках знаний отправился в далекий путь, на юг Азии, то в прошлом веке в нашей земле появилась уже целая когорта подобных дерзновенных мужей, охваченных тем же стремлением. Но как не можем мы утверждать, что высокие помыслы Аль-Фараби были навеяны отеческой заботой арабского халифата, так немыслимо увидеть в поступках горстки отчаянно смелых сынов степей прошлого века, жадно потянувшихся к знаниям, проявление особой заботы царского самодержавия. В просвещении выходцев из окраин также существовала своя продуманная система. Однако она стала действовать в основном со второго десятилетия нынешнего столетия. Значит, стремление к образованию, к знаниям до этого времени следует расценивать как духовный подвиг отдельных личностей, вызванный острой необходимостью национального бытия.
В этом проявилась завидная дальновидность растущего национального самосознания, чутко уловившего в своем историческом развитии, что старый экономическо-общественный уклад жизни окончательно изжил себя и на его смену все решительнее заявляет о себе новая общественно-экономическая формация. Нельзя в этом закономерном явлении усматривать некую случайность. Это было бы поверхностным взглядом на жизнестойкость национального духа. В таком случае нам бы никогда не дано было разгадать феномен такой гениальной личности, как Абай. Величие и феноменальность гения Абая выразилась именно в том, что в эпоху колониального гнета и унижения он сумел — наперекор всем мерзостям бытия и судьбы — поднять на небывалую высоту стойкость национального духа, воспевая и внедряя в сознание своих соплеменников упорство и дерзновение вместо оглядчивой трусости, целенаправленность вместо растерянности, стремление к знаниям вместо невежества и убогого карьеризма, деяния вместо смиренности. Истинный деятель, по-настоящему заботящийся о своем народе, ищет и находят путь к новым вершинам.
Абай сполна испытал все тяготы своего смутного времени. Отец его, Кунанбай, был крупной, колоритной личностью, влиятельным как среди степных воротил, так и среди царских чиновников, уверенно чувствовавший себя как в старом, так и новом времени, своеобычным человеком, которого один из европейских путешественников-очевидцев характеризовал «степным Цицероном». Мудрый, властный, честолюбивый отец отозвал юного Абая из мусульманского медресе и русской приходской школы, чтобы привлечь к делам правления. Он окунулся в самую гущу беспощадной борьбы между старым и новым, Между родоплеменными традициями и циничной психологией самодержавного колониализма, стараясь быть заступником униженного со всех сторон, бесправного народа. Однако вскоре убедится в тщетности своих усилий. Рано разочаровавшись во всем, он расстается с недавними иллюзиями молодости и всецело отдается творчеству, посвящая ему последние двадцать лет жизни. И вот ныне труд его стал гордым достоянием всего человечества. Как поэт, Абай поднял импровизационную поэзию казахов до уровня подлинно реалистической письменной поэзии. Расширил ее тематику. Внедрил доселе неведомые ей жанры и формы. Отказываясь от традиционных внешних описаний и многословных трескучих восхвалений, создал глубокую социально-философскую лирику, раскрывающую внутреннее состояние человека и глубинные течения многогранного бытия. Нежность, мелодичность, чувственность восточной поэзии обрели в его творчестве удивительное созвучие с интеллектуальностью, психологизмом западной литературы.

Воистину без Абая не могла бы родиться подлинно абаевская школа — школа письменной литературы начала XX века с ее гражданским пафосом, стилевым разнообразием, остросоциальной направленностью, яркой художественной палитрой. В лирике Магжана Жумабаева, Бернияза Кулиева, Шангерея Букеева, Шакарима Кудайбердыева, в научно-политической публицистике Алихана Букейханова, Ахмета Байтурсынова, Омара Карашева, Халела Досмуханбетова, Мухамеджана Серали-на, в прозе Султанмахмута Торайгырова, Спандияра Кубеева, Миржакыпа Дулатова, Жусупбека Аймаутова с блеском отразился новый, глубоко национальный этико-эстетический критерий литературной школы, разработанной и систематизированной гениальным опытом Абая. Облагороженная этим священным источником наша многопластовая, многожанровая художественная литература стала надежной духовной опорой в трагических испытаниях XX века. Она верно служила не только своему народу, но и отвечала высоким эстетическим требованиям многонационального читателя бывшего Союза и даже мира. И в этом смысле мы бесконечно обязаны уникальному таланту Абая, еще в прошлом веке смело раздвинувшего границы национального мировосприятия.
Значительным явлением мирового масштаба Абай стал отнюдь не только благодаря своим литературным поискам. Он не ограничивался ее рамками. Литература оказалась для него своеобразными золотыми вратами в безграничный мир всечеловеческого духа, распространяющийся от глубокой древности до космических далей, которые возможно объять лишь быстрокрылым разумом; она, литература, предоставляет возможность проникнуть во все сферы основополагающего бытия, во все бесконечные явления мира, человека, нации, истории, духа в их неразрывном единстве, целостности, гармонии и раздвинуть границы человеческого познания. Сложная и противоречивая реальность эпохи предопределила мощь и масштабы абаевской мысли, его исследовательский пафос. В напряженных поисках выхода к истине он всесторонне осмыслил национальный склад своего народа, определил всю глубину его трагической участи. И он начал мучительно искать противоядие от всех его бед, верный путь к его будущему. Глубоко сострадая, сочувствуя ему, Абай сам поднялся на высоты всечеловеческого гуманизма. Он преодолел в себе все дрязги, случающиеся между людьми и народами. И хотя не жаловал чиновников-правителей, к соседнему русскому народу и к другим нациям неизменно относился с вниманием и уважением. Презирая царское правление, искренне почитал великую русскую культуру и учился у нее.
Был убежден: духовное взаимовлияние сближает многочисленные и малочисленные народы. Считал: человек человеку друг. И людской род воспринимал в единстве, не деля его на Запад и Восток, на ближних и дальних. Во имя улучшения жизни степняка полагал необходимым внимательно изучать быт и культуру развивающихся народов. Настойчиво искал пути оздоровления социальной среды, в которой обитали его соплеменники. Делился своими наблюдениями и раздумьями. Имел огромное влияние на казахскую интеллигенцию начала века, устремившуюся к социальному прогрессу. Казахское общественное сознание XX века всколыхнулось его гуманистическими и просветительскими идеями. К общественно-социальным раздумьям Абая следует особенно внимательно прислушиваться в наши дни, когда в обществе происходят кардинальные перемены. Совершенно очевидно: великий философ степи отнюдь не призывал лить любвеобильные слезы сострадания к бедному люду. Истинную любовь к народу он видел в пробуждении его чести и гордости, его гражданской активности и самолюбия, дабы тем самым взять свою судьбу на собственные плечи. На такой решительный шаг заставили Абая пойти, с одной стороны, проводимая царскими сатрапами политика унижения человеческого достоинства, а с другой — расцветающее на глазах социальное плебейство. Абай понял: бороться с этим злом в открытую — безнадежно. Дитя, родившееся после подавления восстания Кенесары, едва успев выбраться из колыбели и встать на ноги, понимало, что свобода ему уже не светит, что оно обречено жить под гнетом, и видело оно только ничтожную тяжбу мелких корыстолюбцев. Так есть ли путь к духовному возрождению? Оказывается, есть. Абай советует: трудись, избавься от бедности. Ибо: «Голодному человеку нелегко сохранять благоразумие и честь, еще труднее сохранить постоянное стремление к наукам. Только тогда, когда человек свободен от заботы о куске хлеба, он сам чувствует необходимость знаний и культуры…» Но у кого, где искать знания и культуру? Абай отвечает: «Нужно овладевать русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и высокая культура… Русская наука и культура — ключ к осмыслению мира, и, приобретая его, можно бы намного облегчить жизнь нашего народа». Ответ несколько неожидан. Не слишком ли он прост, утилитарен? И чем он, собственно, отличается от постылых, фарисейских назиданий царских чиновников? Но те заинтересованы в унижении, в умалении достоинства степняка в широкополом чапане и мерлушковом треухе. Абай же спешит приподнять его, уравнять в правах и достоинстве. В его представлении: «Чтобы избежать пороков русских, перенять их достижения, надо изучить их язык, постичь их науку… Изучив язык и культуру других народов, человек становится равным среди них, не унижается никчемными просьбами». Отсюда вытекает такой вывод: отстоять свое достоинство можно лишь сравнявшись по уровню культуры и образования с теми, кто тебя унижает или угнетает. Другой возможности для равенства между большинством и меньшинством, сильным и слабым просто-напросто нет.
Вот это свое кредо, кажущееся с первого взгляда упрямством, Абай доказал собственной жизнью. Живя в отдаленном кошомном казахском ауле, он изучил не только большинство русских классиков, но и переводил их на казахский язык и убежденно пропагандировал их творчество. Более того, через русский язык он ознакомился с Байроном, Гете, Шиллером, Лесажем, Дюма, Мицкевичем и также «озвучил» их по-казахски. Любознательный ум его проник и в древнегреческую и древнеримскую эпоху, он пристально изучал труды выдающихся мыслителей от Аристотеля и Сократа до Спинозы и Спенсера. Внимание его привлекли и исследования Дарвина, а также труд профессора Нью-Йоркского университета Джона Уильяма Дрепера; он пытался вникнуть в историю развития общественной мысли в Европе, понять взаимосвязь между католицизмом и наукой. Потому-то и признался он как-то: «Моя Кааба переместилась на Запад».
Проникновенный поэт, чуткий и глубокий мыслитель, он стремился осмыслить жизнь степи через жизнь остального мира. Он вновь и вновь перечитывал знакомые с детства фолианты на арабском и персидском языках, со свежим взглядом вникал в поэзию, историю, философию Востока, оценивал их по-новому. Особенно внимательно изучал он работы Табари, Рабгузи, Рашид-аддина, Бабура, Абылгазы. Основательно овладел восточной логикой и мусульманским правом. Был хорошо информирован о культурно-духовной жизни Центральной и Южной Азии своего времени.

Ум Абая занимали история и культура не только внешнего мира; велики были его познания национальной культуры, в его миропонимании и духоустройстве несомненно благотворную роль сыграли неизбывная печаль и ярость в произведениях Коркута, Асана-Печальника, Аталыка, сказителя Сыпыра, Кодантайчи, Казтугана, Досмамбета, Шалкииза, Маркаска, Жиембета, высокая правда в мудрых импровизациях и завещаниях Бухара-жырау, биев Толе, Казыбека и Айтеке. И если к этим именам добавить еще священные имена туранских прославленных ученых, историков и поэтов — Ходжа Ахмет Ясса-ви, Аль-Фараби, Юсуф Баласагуни, Махмуд Кашгари, Мухамед Хайдар Дулати, Кадыргали Джалаири, Мухамед ибн Кайс, Хусан Адцин Баршынлеги, — то поневоле удивишься поистине энциклопедическим познаниям и феноменальному кругозору нашего великого соотечественника. Действительно, можно диву даваться, как в древней беспредельной степи, золотой чашей охватывающей два гигантских континента, мог родиться столь незаурядный исполин духа и интеллекта, не вмещавшийся ни в какие традиционные представления школы или культурные течения.
Необозримо широк был интеллектуальный кругозор Абая, и столь же бесконечно разнообразна оказалась палитра его чувств, выражавших все сферы человеческого бытия. Впечатлительность сердца и глубина трезвого ума, образное и чувственное восприятие мира, суровый критицизм и тонкий Лиризм поразительно гармонично сливались и сочетались в этой сложной духовной личности, подчеркивая цельность и мудрую зрелость редкой человеческой натуры. Не было в ней места самодовольству и мещанству. Правдивость и трагизм в своем диалектическом единстве.

Откуда у степного барда, родившегося и творившего в азиатской глуши, такой духовный рационализм и максимализм? Откуда эти гордые и дерзкие нравственные идеалы, рассматривающие человека в центре всего сущего, эти широкоохватные мировоззренческие взгляды, взыскующие крутые преобразования в обществе? Из мудрых книг ли он это почерпнул? Или навеяно пристальным созерцанием своей среды и эпохи? Или натолкнуло на это само безрадостное, тусклое повседневное бытие?
Вероятнее всего – последнее. Он устал от бесплодных мелочных дрязг, от того, что боролся один с тысячью, осознал горечью вею тщету своих усилий: особенно изнуряли душу вековая сонность и убогость степи, которая продолжала пребывать в дремучей дреме, хоти весь мир вокруг стремительно обновлялся. Куда ни оглянись, он видел равнодушные просторы и по-прежнему простодушных, точно дурным сном охваченных земляков.

Еще вчера, слушая самодовольные, насмешливые россказни своих аульчан, он с затаенной гордостью думал: «Оказывается, Не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха», а внимательно оглянувшись трезвым взглядом вокруг, с горечью убедился, что все, над кем потешались, давным-давно ушли вперед. Он увидел: у одних «нет такого растения, которого бы не выращивали», у других «нет такого края, где бы не побывали», у третьих «нет такой вещи, которую бы не смастерили». Иные из народов «могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства», а другие проводят время в унизительных раздорах между собой», «не годятся даже в прислугу»… Так «куда же сгинули наши былые восторги? Наш радостный смех?»
Вот мучительный вопрос» отныне охвативший все сознание Абая. Разве не должна об этом болеть голова «хоть на том, хоть на этом свете?» Разве можно оставаться глухим к людским бедам? Разве может человек с чутким сердцем равнодушно взирать на это? Однако «значит ли это, что мы должны постоянно предаваться унынию? Разве может душа лишь печалиться?»

Изучив мудрецов Востока и Запада, он пришел к заключению — Бог есть истина и истинны слова его: он никому не внушал — будь подлым, будь кровопийцей, будь тунеядцем, значит, не внемля Богу, невозможно избавиться от скверны; нужно задавить в себе алчность; не став на путь праведный, общество не выправишь; чтобы исправить народ, каждый обязан самосовершенствоваться. Для этого «не стоит радоваться всякому пустяку и стыдиться того, чего не надобно стыдиться». Затем главное спасение — в труде. В понимании Абая: «Труд умножает познание. Труд закрепляет память. Труд упорядочивает обретенные знания, отбирает нужное от ненужного, вдохновляет ум». Поэтому труд — основа всех благ, трудолюбие — главный смысл и цель человеческой жизни. Лень, наоборот, — источник всех пороков, она рождает угодливость, криводушие, безнадежность. Единственное средство, не позволяющее превратиться народу в «неисправимого попрошайку», — «земледелие, торговля, ремесла, наука». Для этого необходимы старание и прилежание. Абай сетует: «Бог дал тебе силы, чтобы ты мог трудиться. Но ты не тратишь эту силу на праведный труд. Бог дал тебе науку, но ты не учишься. Бог дал тебе разум, но на что ты потратил его? Если бы творил с умом — смог бы разбогатеть?»
Абай был убежден: только благодаря труду человек достигает морального совершенствования и тем самым может воспитать в семье новое отношение к такому понятию, как отцовский, материнский, товарищеский, дружеский, родственный долг. Иначе бездельник и тунеядец, транжирящий доставшееся в наследство богатство, поневоле насаждает в быту и обществе мотовство, шулерство, раболепие, заушательство, крохоборство, паразитизм и прочие уродливые явления. О каком тут исправлении нравов может идти речь?

По Абаю, отношение к труду — единственное мерило всего сущего на земле, Прислушаемся к этому отрывку из его «Шестого слова». «Одна из казахских пословиц гласит: «Начало уменья в объединении». Но о каком единстве идет речь? Полагают, что это – общность скота, имущества, еды. Бели так, то какой прок от богатства и какой вред от нищеты? Стоит ли трудиться ради богатства, не избавившись прежде всего от родственников? Нет, единство должно быть в умах, а не в общности добра… Добиваться единства ценой скота — вот начало нравственного падения. Братья должны жить в согласии, не находясь в зависимости друг от друга, а уповая каждый на собственную судьбу. Иначе они и Бога забудут; и делом не займутся, а станут искать напасти друг на друга… Как тут добиться единства?
«Жизнь — основа достатка». О какой жизни идет речь?.. О бытие ради того, чтобы душа тела не покинула? Но такое существование и собаке дано… Нет, речь тут о другой жизни. О той, когда жива душа и ясен ум. Если ты жив, но душа твоя мертва, слова разума не достигнут твоего сознания, ты не сумеешь зарабатывать на жизнь честным трудом».
Прекрасно сказано, не так ли? Нам, откровенно говоря, не стоит искать обоснования наших Добрых начинаний где-то извне. Все находим у Абая.

Мы находим у него ответы на жгучие проблемы проводимой нами ныне внешней и внутренней политики. На его завещании: «Люби, мой брат, все человечество» зиждется не просто дипломатия сосуществования, а основополагающий принцип всечеловеческого единства и братства. В этом завете Абая заключается краеугольный камень нашей практической политики, по которой мы обязаны строить отношения с ближними и дальними странами. Абай вновь и вновь внушает нам: делай то, что делают другие, усвой их науку и культуру. Для этого необходимы культурные, экономические, политические взаимоотношения. Говоря современным языком — интеграция.
А другой его стержневой постулат: «Коль казах казаху не друг, будет жизнь постылой вокруг» — является главным условием нашей национальной состоятельности. Разве в борьбе за будущее народа мы не нуждаемся в дружбе, согласии, единстве? Еще как нуждаемся! Значит, нам нужно более внимательно прислушиваться к завету Абая не в укор другим, а на благо себе.

О том, что невозможно народу, сложившемуся в определенных исторических условиях, жить по старинке, что необходимо в соответствии с новыми требованиями упорно трудиться, овладевать ремеслами, научиться торговле, тоже впервые убедительно сказал Абай. Иначе говоря, первым предложил Казахскому обществу и социальную; и экономическую реформы все тот же Абай.

Поэт хорошо понимал, что единственное спасение казахов, лишившихся земли, самостоятельности, свободы, в сбережении своего духовного мира, самоосознания, человеческого достоинства и чести. Лишь в таком случае можно сохранить свой национальный менталитет. Ради этой цели он жил и боролся.

Внимательно читая Абая, можно убедиться, что его взгляды созвучны также нынешней нашей рыночной экономике. Мир Абая — наша путеводная звезда. Она не позволит нам сбиться с пути. По ней мы определяем свои главные ориентиры. На все сложнейшие; смущающие душу вопросы он давным-давно ответил. Внимая Абаю, прислушиваясь к его советам, еще тогда можно было направить великое кочевье по верному пути.- К большому огорчению, у кого-то нет времени, у кого-то даже желания и воли.

А ведь нередко пути-дорожки искривляются из-за собственного нашего нерадения. Каждый, кто печется о благе своего народа, о его. могуществе и процветании, пусть почаще читает Абая; пусть вникает в мудрые ею советы; Вспомним: «Желаешь быть в числе умных людей, спрашивай себя раз в день, раз в неделю или хотя бы раз в месяц: Как ты живешь? Сделал ли ты что-нибудь полезное для своего: образования, для земной или потусторонней жизни», не придется ли тебе потом испить горечь1 Сожаления? Или же ты и сам не заметил, не помнишь, как и чем жил?».
Если бы каждый из нас, преодолев былую инерцию, окинул мысленным взором свою жизнь и дела, скажем, за десять лет с начала перестройки или за четыре годах обретения независимости сразу бы воочию предстали перед, нами все упущенные возможности и неиспользованные шансы. Многие наши сограждане, по давней привычке уповающие на сородичей, на правительство, надеющиеся не столько на себя, сколько на «доброго дядю» и «родную власть», никак не могут перестроиться на новый лад, приспособиться к веянию нового времени. Из-за собственной нерасторопности и безынициативности к неуютно и на производстве, и в быту. Еще не изжита старая болезнь ждать указания сверху, ходить по кругу с протянутой рукой, жить по команде, из-за чего сплошь и рядом предприимчивость подменяется ловкачеством, Дело – словоблудием, предложение – просьбой, доказательство — уловкой, добрый совет — мелкой обидой.

Глубоко огорчает то обстоятельство, что возможности, предоставленные историей, богатство, данное природой, по-прежнему не используются в надлежащей мере. И тут не на кого пенять, не у кого искать виновных. Суверенитет наш был признан своевременно. Добрая воля по оказанию помощи проявлена. Готовность совместными усилиями способствовать подъему и развитию нашей экономики и социально-культурного положения четко выражена, Доброжелательные, партнерские отношения с ближним и дальним зарубежьем налажены.
Все, что необходимо для деловых контактов, имеется. Не хватает только, говоря словами Абая, старания, усердия, прилежания. Старание в познании, усердие в труде, прилежание в учебе, порой, кажется, ослабевают. Вместо этого все заметнее дают о себе знать беспощадно высмеянные некогда Абаем «постыдное, бездумное, без скота, без хозяйства» безволие, безудержное бахвальство «забияки-вертопраха», злопыхательство «беспечного смутьяна», «взбивающего, точно шерсть, ложь и сплетню» зависть и алчность, «когда на каждые сто голов скота зарятся двести человек», воровство, «не чурающееся ограбить собственный аул», интриганство, «разделяющее народ на партии», «натравливающее бедный люд друг на друга».
Много горьких, отравленных ядом слов сказано реалистом Абаем с неизбывной тоской и болью в сердце о локальных и глобальных, национальных и общечеловеческих, социальных и общественных пороках и язвах, разъедающих душу народа, разрушавших нравственные устои общества. Можно без конца цитировать эти живые, хлесткие, образные, обжигающие сознание абаевские строки, поражающие актуальностью и по сей день. И видя все эти изъяны и пороки вокруг нас, в нынешнем нашем обществе, испытываешь досаду и обиду. На кого? Только на самих себя! Но как же не огорчаться, когда забываем, что «жизнь, проведенная праздно и бесплодно, подобна ветру»? Как же не досадовать, когда иные «крикуны-забияки», «кликуши-горлопаны», «не боясь Бога, не стыдясь людей», только и заняты тем, что расшатывают-будоражат общество, жаждя «многоликого скандала на сто дорог вокруг»? Как не обижаться, когда подобные легковесные поступки и трескотня, «скользкословие», порожденные недопониманием или — что еще хуже — равнодушием, унижают, умаляют наши независимость и суверенность?
И тогда вслед за Абаем задаешься горьким вопросом: «Почему родичи досадуют и обижаются на тебя, когда твоя лошадь приходит первой на скачках?.. Люди ищут покоя, но стоит ему воцариться, как им тул1 же становится скучно. Почему?.. Почему злодеи бывают смелыми? Почему иные бедняки бывают спесивыми?.. Почему казахи не слушают праведные слова, не находят для этого времени, но будут охотно внимать сплетням и грязным наветам и не уйдут, не выслушав их до конца, хоть все дела их пойдут прахом?»

Разве этот крик души поэта не обращен из глубины времени к нам, к нашему сегодняшнему обществу?
Все вы прекрасно помните: на всех подобных многолюдных и ответственных собраниях я не упускаю возможности говорить о необходимости единства и согласия нашего народа. Древняя и бесспорная истина: без этого нет страны. На всех крутых поворотах судьбы, если казах проигрывал битву или спор, то лишь из-за недостаточного единства и согласия. Не о том ли сокрушался Абай?

Все ничтожества бредят славой мирской,
Суетятся, шумят, нарушая покой.
…Heт единства, согласья, нет правды в душе,
Потому табуны твои тают, как снег.
Все не впрок: и богатство, и ум, и родство
Только зависть съедает твое естество, —
говорил он, обращаясь к соплеменникам.
Однако он говорил еще и так: «…Наши предки обладали двумя достоинствами, которых у нас теперь нет… О каких качествах мы говорим? В стародавние времена были люди, которые звались «ел басы» — глава народа и «топ басы» — старшие на общины. Они решали споры, управляли жизнью общества… Люди отдавали бразды правления всеобщему избраннику и впредь старались поддерживать во всем, скрывая его недостатки и славя достоинства… Тогда и влиятельные лица не переступали пределов благоразумия. Как им было не заботиться о людях, когда все были братьями, и достояние у них было общее?
И второе — люди свято берегли и дорожили единством. Стоило кому-то призвать на помощь других, упомянув при этом имена предков, как все бросались на выручку, забыв обо всех обидах и раздорах, охотно шли на уступки и жертвы. Говорили: «Братья ссорятся, но не отрекаются друг от друга». «Если шестеро погрязли в раздорах, потеряют то, что в руках, если четверо пребывают в согласии, на них небесная благодать нисходит».

Скажите: где ныне эти достоинства? А ведь эти качества ныне, когда решается судьба страны, нам нужны более, чем когда-либо.

Правда, я не могу подобно Абаю, горько сетовать на полное отсутствие их среди нашего народа. Ибо соотечественники мои дважды оказали мне высшее доверие, отдавая мне бразды правления. Они исполнили свой долг. И я стараюсь их не подвести. Ведь все они мои братья, и достояние у нас общее. Общие и радость, и горе, и тревоги, и надежды. И нечего нам делить. Все наше. И нынешние трудности, и грядущие победы.
И поэтому, чувствуя острую необходимость скорее вырваться из тисков настоящего переходного периода, чтобы энергичнее исправить положение, не впадая при этом в произвол, а в полном соответствии с законом, я представил новый проект нашего Основного Закона на всеобщее обсуждение. С большим интересом и воодушевлением участвовали все слои населения в этом обсуждении, внеся в проект множество замечаний, предложений, уточнений. При этом, понятно, не обошлось и без критики, И критика, и одобрения приняты с благодарностью. Все учтено. Тщательно взвешено, Мы нуждаемся в такой Конституции, которая не удержала бы развитие общества у тесного брода переходного периода, а подключила нас к общечеловеческому процессу правовой цивилизации, предоставляя каждому гражданину страны максимальную возможность для полнейшего раскрытия своей личности. И если проект Основного Закона получит всенародное одобрение на предстоящем референдуме, то это послужит еще одним блистательным доказательством нашего единства и общих устремлений. Я верю, что так оно и будет.
И тут, пожалуй, следует с полной откровенностью еще раз подтвердить: как мы не отказываемся от политики реформ в экономике, так не отрекаемся и от демократии. Ибо там, где отсутствует демократическая свобода, не может быть и свободы экономической. Мы можем и будем корректировать лишь те положения, которые стали помехой в достижении заветных целей, никто не стремится, пользуясь временными трудностями, присваивать себе единоличную власть, возомнив себя божьим наместником на земле. О том трезвонят лишь те, кто, по словам Абая, благие намерения путает с подозрением вздорных завистников. Я хорошо знаю, что в нашей стране подолгу терпели безволие и равнодушие, но произвол — никогда. Не о себе моя забота — о народе. Не личная нужда, а нужды страны гложат постоянно мои думы. Возможно, некоторые политики, ближние и дальние, этого не понимают или не хотят понимать но народ наш хорошо понимает, за что я ему признателен.
Идеалы, к которым стремился Абай, не ограничиваются лишь национальными рамками, они обрели общечеловеческое звучание. Теперь только настала возможность для реального воплощения их на казахской земле. И эта честь выпала на нашу с вами долю, ибо мы являемся единственными и законными наследниками тех поколений, которые извечно стремились к этим идеалам, но благосклонная судьба преподнесла нам столь высокую историческую и нравственную миссию. Мы относимся к тому поколению, которое наиболее родственно близко великому мыслителю-демократу и духовному реформатору Абаю. И сознание этого обстоятельства налагает на нас особую ответственность. Осуществление, воплощение в конкретную социальную реальность высоких идеалов, завещанных нам Абаем, всецело зависит от нас.
Подлинный гуманизм, пристальное внимание к заботам и нуждам человека, «чуткого сердцем и душой», беспощадная правдивость в изображении жизни, открытый взгляд на мир, духовный максимализм, выразившийся в остром неприятии равнодушия, душевной лени, алчности, интриганства, бездумности и безалаберности, косности и невежества, — все эти грани таланта нашего великого наставника должны определять главный смысл и содержание всех наших сегодняшних больших и малых начинаний.

Абай полагал: человек может быть счастливым лишь тогда, когда его стремление и старания понимают и разделяют и другие. Доброе внимание окрыляет. Не случайно сказано им: «Дружба взывает к дружбе». Поэтому он неустанно говорил, как заклинание, о национальном единстве, целостности, призывал к взаимопониманию, миру и согласию. Чтобы народ мог процветать, он должен жить в мире и доверии с соседними странами. Таков один из магистральных исторических факторов, определяющих судьбу народа и в сегодняшних условиях. Мы стараемся быть верными этим нравственным урокам Абая: смотрим на внутринациональное единение, на межнациональное согласие, на мир между народами и преемственность, родственность разных культур глазами Абая.
Гениальный мыслитель, которого нынче чествует весь благодарный мир, еще в прошлом веке, в своем азиатском захолустье, оторванный от мировой цивилизации, прозорливо предвидел, каким должно быть общество, основанное на свободе и равенстве народов, исповедующее мир и согласие. Ныне у нас появилась моральная возможность построить такое всесторонне развитое общество, которое так точно представили и охарактеризовали золотое сердце и всепроникающий ум нашего великого соплеменника. Ныне для нас не в диковинку наука, искусство, ремесла, образование, о которых так страстно мечтал поэт. Народ образован. Специалисты подготовлены. В стране царит мир. Треть общества составляет молодежь менее тридцати лет. Само время располагает к тому, чтобы воплотить в действительность высокие идеалы Абая. Нужно только, чтобы наука обеспечивала высокое сознание, образование раскрыло способности человека, а молодость проявляла свою созидательную Мощь и дерзание.
Хорошо проводить Год Абая. Благо — заучивать стихи Абая. Но еще прекрасней — если глубокие мысли и смелые откровения Абая не просто повторяются всуе в праздной беседе, а ложатся крепкими кирпичиками в основание наших повседневных дел. К этому следует неизменно стремиться. Только это и является единственным доказательством нашей верности мудрым заветам и наставлениям Абая, нашего проникновенного понимания и осознания сыновнего долга перед памятью учителя добра и справедливости.

Самое необходимое в наше время, дабы осуществить все грандиозные замыслы — вера. Неверие в свое будущее оборачивается предательством по отношению к своей стране. Абай даже в горестный скорбный час не терял веры в будущее народа, в чем убеждают его слова: «Кому из нас не приходилось бывать в беде? Теряет надежду только слабый. Верно, что в мире нет ничего неизменного, но ведь и зло не вечно. Разве после суровой зимы не приходит полноводная, цветущая весна?»
Да сбудутся твои слова, великий предок! И я неукоснительно верю в то, что все трудности сегодняшнего дня преходящи, что не за горами желанная, долгожданная пора, наполняющая сердца наших сограждан радостью, счастьем и новыми надеждами. Только на этом пути мы обретем вечную гармонию, вечное единение с Абаем.
Так будем же достойны незабвенной памяти Абая! Да не померкнет в веках его гений!